Мама в школьной форме
Счастливая ты, Алина, - завистливо вздыхали мои многочисленные подруги. - И с мужем вон как повезло, и дети у тебя замечательные. - Муж как муж, дети как дети, - пожимала я плечами, слушая их хвалебные речи. Отвечала так, потому что боялась: вдруг ненароком сглазят мою семью. Нов душе всегда знала: они правы. И с Глебом мне повезло, и дети самые лучшие. Младший, Павлик, - твердый хорошист. С раннего детства занимался настольным теннисом, в седьмом классе стал кандидатом в мастера спорта, а в восьмом выиграл первенство области среди юниоров. Старшая, Машенька, с первого по шестой класс круглой отличницей была. Потом, правда, появились в табеле восьмерки и девятки, но все равно учителя не переставали ее нахваливать, в один голос говорили: «Очень способная и усидчивая девочка». Она и музыкальную студию окончила, и рисовала отлично, и по дому первая помощница... Так что поводов для материнской гордости хватало. Кто же мог предположить, что эта послушная и «правильная» девочка преподнесет нам с мужем такой сюрприз!
Перемены в Машкином поведении я заметила, когда она училась в десятом классе. Раньше - как ураган: примчится из школы, перекусит на ходу и снова куда-то убегает-то на курсы английского, то в изостудию, то в волейбол поиграть. Мыс мужем почти не контролировали дочку, потому что полностью ей доверяли. Она ведь хоть и непоседа, но очень организованная, не было случая, чтобы в школу с невыученными уроками пошла. И на прогулки с подружками, и на дискотеки или другие молодежные мероприятия всегда без звука отпускали. Знали: Машка девочка разумная, обязательная (раз пообещала вернуться домой в десять - значит, так и будет). А в начале десятого класса ее как подменили. Задумчивая стала, мечтательная... Спросишь что-то - ответит невпопад. Полюбила вечерами дома сидеть: закроется в комнате, включит негромко музыку и слушает часами с блуждающей улыбкой.
- Что-то с нашей Маняшей происходит, какая-то не такая стала, - сказал однажды Глеб за ужином.
- Просто она становится взрослой, - улыбнулась я. - Сама в пятнадцать такой была, все время в облаках витала.
- Да это понятно... Переходный возраст и все такое... Но все же... поговорила бы ты с ней, Алинка.
-О чем?
- Да просто так... О жизни... Мало ли о чем могут вести задушевную беседу две женщины - одна юная, а вторая...
- Но-но, ты что это?!- шутливо пригрозила я мужу пальцем.
- Виноват, каюсь, исправлюсь. Я имел в виду, что двум молодым леди всегда найдется о чем поговорить.
- Машуля, - в тот же вечер тихонько поскреблась я в детскую, -ты не спишь?
- Нет, - ответила она шепотом, - а Пашка уснул. Устал после тренировки. Ты что-то хотела, мама? Тебе помочь?
-Да нет, просто поболтать захотелось. Дочка взглянула на меня с удивлением: у нас всегда были теплые отношения, но задушевных бесед никогда раньше не вели. Сама не знаю почему. То ли Машка в них не нуждалась, то ли я не видела необходимости. А после разговора с мужем подумала: неправильно это. У девочки переходный возраст самый тяжелый, самый запутанный, когда одной ногой еще в беззаботном детстве стоишь, а второй уже шагнул в непонятный взрослый мир. Маша улыбнулась обрадовано и с готовностью вскочила с тахты:
- Пойдем на кухню. Поболтаем, а заодно и чаю попьем.
- Так о чем ты хотела со мной поговорить? - спросила дочка, когда мы уселись друг напротив друга. На столе - дымящиеся чашки с чаем, дверь на кухню плотно закрыта.
- Да просто так, - смутилась я, - думала, может, ты мне что-нибудь интересное расскажешь...
Маша посмотрела на меня долгим взглядом и вдруг выпалила:
- Знаешь, мамуля, я, кажется, влюбилась.
«Так и предполагала», - подумала я, но вслух сказала другое:
- Счастливая ты... Первая любовь-такое чудесное чувство! Вот, помню, у меня... - но договаривать не стала, а, спохватившись, спросила: - А кто он?
- Он - Леша.
«Леша» было произнесено с восторженным придыханием и прозвучало как «принц». Я еле удержалась, чтобы не прыснуть со смеху, но вовремя одернула себя. Ведь одним неловким словом, обидным жестом, фальшивой интонацией можно, словно булыжником, разрушить хрустальный мостик доверительности. Поэтому с самым серьезным видом попросила: «А поподробнее?»
Машуля вспыхнула радостно, и... понеслось. «Леша... Ах, Леша... Ой, Леша... Такой... такой... Школу окончил с золотой медалью, учится на первом курсе университета, по-английски говорит, как коренной лондонец, разбирается в математике, в современной и классической музыке, пишет стихи, имеет первый разряд по плаванию... Самый умный, самый красивый, самый нежный. Самый-самый-самый...» Подперев рукой щеку, я с улыбкой слушала дочку и кивала в такт ее словам. Все-таки как быстро летит время! Давно ли Машку в коляске катала, костюм Снегурочки для садика шила, портфель для первого класса выбирала? А теперь моей дочурке пятнадцать. Возраст Джульетты, время первой любви... Такой восторженной, по-детски наивной, безгрешной... Что-то вдруг царапнуло внутри. Мальчик-то уже студент, а это значит, что ему уже семнадцать, может, даже больше. Машкиным ахам и охам по поводу самого-самого доверять нельзя, она на своего Лешу сквозь розовые очки смотрит. Хоть и вымахала метр семьдесят, Но еще ребенок, а он - почти взрослый мужчина.
- А Леша... тоже тебя любит? - осторожно спросила я.
- Не знаю, - вздохнула дочка. - Он еще не говорил. Но иногда так смотрит... Я надеюсь... Ой, мама, знала бы ты, как мне страшно! Страшно и радостно... Одновременно. Разве так бывает?
- Бывает, я погладила Машу по голове, только таки бывает. Ты не прячь своего Лешу, приводи к нам в дом.
- А можно? - вскинула на меня свои бездонные глаза.
- Конечно, - ответила я, а про себя подумала: «Мы с Глебом не желторотые юнцы, слава богу, в людях разбираемся. Сразу увидим, что из себя представляет этот «замечательный Леша». И если выяснится, что ему от нашей дочки нужно только одно (ну, вы понимаете, о чем я), то найдем способ открыть Машке глаза». Впервые он появился у нас в конце октября. Днем раньше дочь закинула пробный шар: «В школе на следующей неделе контрольная по алгебре, а я бум-бум».
- Нужно подготовиться как следует, - посоветовала я, не отрываясь от глажки.
- Пыталась, материал такой, что без посторонней помощи...
- Учительницу попроси еще раз объяснить, в крайнем случае к нашему соседу, Всеволоду Ивановичу, сходи...
-Учительнице за дополнительные занятия платить надо, а дядю
Севу просить неудобно - профессор все-таки, у него, наверное, своих дел по горло.
- Ну, тогда не знаю... - развела я руками.
-А я знаю, - произнесла Машка бесстрастно, но блеск в глазах погасить не сумела, - меня Лешка может понатаскать. Он в математике знаешь как сечет! Только нам заниматься негде.
- Как это негде? - возмутилась я. - Садитесь в маленькой комнате и занимайтесь сколько нужно.
- Мамуля, ты лучшая, - бросилась дочка мне на шею. Только предупреди Павлика, чтобы нам не мешал, а то станет мотаться туда-сюда. И вы с папой - тоже...
- Павлика беру на себя и торжественно обещаю, что мы тоже не будем мотаться туда-сюда, - рассмеялась я. - Но ты хоть нас с со своим Лешей познакомишь?
- Обязательно. Даже чаю можем вместе попить!
- Благодетельница! - я шутливо шлепнула Машку по круглой попке, туго обтянутой старенькими джинсами. Увернувшись, она с хохотом выскочила из кухни и уже из коридора крикнула: «Можешь даже чего-нибудь вкусненького к чаю испечь - я возражать не буду!»
Около семи вечера в дверь позвонили. Дочка, до этого уже битых полчаса вертевшаяся у зеркала, крикнула из ванной: «Это ко мне, открою!» Но я оказалась проворнее. Очень интересно было посмотреть на «самого-самого» до того, как Машка утянет его в детскую. На пороге стоял высокий темноволосый парень.
- Здравствуйте, я к Маше.
- Проходи скорее закричала неугомонная Машка, пританцовывая от нетерпения, а едва парень оказался в прихожей, как она схватила его за руку и поволокла вглубь квартиры. Тот отчего-то стал упираться. «Может, сначала меня со своими родителями познакомишь?», - добавил он.
- Мама, папа, это-Леша! Леша, это - мама-папа протарахтела Машка и, решив, что протокол соблюден, крепко ухватила парня за локоть: - Пойдем, ну пойдем же...Я там с одним уравнением бьюсь-бьюсь...
- Конец таких страстей бывает страшен, - блеснул эрудицией муж и многозначительно усмехнулся.
- Типун тебе на язык, - непонятно почему разозлилась я, ведь прекрасно понимала, что Глеб пошутил, а все равно разозлилась.
- Они просто друзья.
- Ага, - усмехнулся муж, - то-то у Машки так глазенки горят. На парне чуть одежда не воспламенилась.
- Они еще дети, - напомнила я. - Мальчику только-только семнадцать исполнилось.
-Да? А выглядит старше.
- Это потому что он такой воспитанный и серьезный, - объяснила я и поймала себя на мысли, что паренек мне на самом деле понравился.
Сразу видно-интеллигентный мальчик из приличной семьи. И выгодно отличается от Машкиных одноклассников. В половине девятого я, для приличия стукнув пару раз, приоткрыла дверь: «Ребята, не пора подкрепиться?» Можно было просто крикнуть Машке из кухни, мол, идите чай пить, но меня замучило обычное бабское любопытство: действительно они там занимаются, а если занимаются, то... чем именно? Они сидели за столом так близко, что головы почти соприкасались. Леша писал в тетради, Машка кивала: «Да, понятно».
«Фух... Алгеброй занимаются», - с облегчением подумалая.
С тех пор Леша зачастил к нам в дом. Как правило, они сидели с Машкой в детской за закрытой дверью (у Паши почти каждый день были вечерние тренировки). А я, занимаясь домашними делами, порой думала: «Интересно, что они там делают?» Подслушивать считала ниже своего достоинства, но, каюсь, несколько раз подходила к двери и прикладывала ухо. Иногда в комнате стояла тишина, порой до меня доносились приглушенные голоса или негромкая музыка. За этим занятием меня однажды застал Глеб. Подошел неслышно сзади и спросил прямо в ухо: «Ты что здесь делаешь?» Я чуть не упала от неожиданности.
- Это... Пыль вытираю...
- Чем? - хмыкнул муж. - Рукавом? Подолом? Потом взял меня под руку и увел в спальню.
- Алинка, ты, чем подглядывать-подслушивать, лучше с Машкой поговори. Так сказать, тет-а-тет.
-О чем?
- Об этом самом... Девка у нас совсем заневестилась, как бы чего не случилось. Не мне же с ней о таких вещах разговаривать.
Я пообещала Глебу, что побеседую с дочкой, но все время откладывала разговор. Дело в том, что моя собственная мать никогда в жизни со мной подобные вопросы не обсуждала. Даже когда я вышла замуж, тема интимной жизни была для нее табу. Вот я и не знала, как подступиться к Машке.
А между тем учебный год пролетел, начались летние каникулы. Почти весь июнь дочь просидела дома. Когда я спрашивала, почему она превратилась в затворницу, Маша отмахивалась: «Не хочется...» И лишь случайно подслушав их с Лешей телефонный разговор, я поняла: у мальчика была сессия, и он почти все время просиживал за учебниками. Вот дочка из солидарности и обрекла себя на добровольный домашний арест. Зато в июле дома только ночевала - как умчится утром, так до десяти вечера и не жди. Вот тогда я и решила: тянуть с разговором больше нельзя. Собралась с духом и вызвала Машку на откровенную беседу. Но не получилось. Несколько минут она с недоумением слушала мое бессвязное лепетание, а потом улыбнулась и объявила:
- Мамуля, все, что ты мне сейчас собираешься сказать, я уже в пятом классе знала. -Но...
- Ма, мы с Лешкой просто друзья... Кстати, завтра решили на озеро съездить. А вечером в кино сходим... В августе прогулки, поездки на пляж и походы в кино вдруг прекратились. Машка снова целыми днями сидела дома, и я стала замечать: глаза у нее припухлые и красные от недавних слез. Любая мать меня поймет: когда твой ребенок каждый день плачет, то сердце кровью обливается. Пыталась поговорить, не вышло.
- Мама, не трогай меня... - слышала в ответ.
- Вы с Лешей поссорились?
- Никто ни с кем не ссорился.
- А почему он перестал к нам приходить?
-Ты можешь оставить меня в покое?! Никого не хочу видеть: ни тебя, ни Лешку - никого...
После таких заявлений я срывалась на крик:
- Ты как с матерью разговариваешь?
- Могу вообще не разговаривать... Ты первая начала.
Я жаловалась мужу, но он всегда становился на сторону дочки: г
- Ты же видишь, что у ребенка плохое настроение! Ну и все, нечего к нему лезть.
- Так хотела же как лучше, - начинала оправдываться я. - Думала, ей легче станет, если выговорится.
-А сама? Сильно любишь своими проблемами делиться? Вечно все в себе держишь. А Машка, наверное, в тебя пошла. Гены... Меня беспокоили не только дочкины слезы, но и ее ночные вылазки к холодильнику. Раза два за ночь - топ-топ-топ мимо нашей спальни на кухню. Дверца холодильника - хлоп, крышки кастрюль дзынь. Один раз она так долго там возилась, что даже Глеб проснулся.
- Это что за шум? - не понял спросонья. - Что случилось?
- Машка в последнее время столько есть стала объяснила я. - В обед добавки попросила, на ужин тарелку голубцов навернула, а теперь снова... Может, пойти прогнать от холодильника? Растолстеет ведь, а потом будет локти себе кусать, голодать станет...
- Не нужно, - сказал муж, зевая, я читал, что у одних во время депрессии аппетит пропадает, а у других, наоборот жор начинается. Это от нервов. Помирится со своим Лешкой или выбросит его из головы - и успокоится. А успокоится, так и в норму сразу войдет. А сейчас не трогай ее... Хочет есть - и на здоровье. Пролетело лето, наступило первое сентября. Машка пошла в одиннадцатый класс. Я надеялась, что общение с одноклассниками и большая учебная нагрузка (выпускной класс как-никак) станут лучшим лекарством от плохого настроения. Заплаканных глаз у дочки действительно больше не видела, но все равно она мне не нравилась. Грустная стала и какая-то потерянная, что ли.
- Перемелется - мука будет, - успокаивал Глеб.
- Пока что не мука, а сплошная мука, - возражала я.
А в начале октября позвонила Машина классная руководительница и попросила срочно зайти в школу. Родительское собрание, на котором, мне казалось, обсудили все вопросы, состоялось всего несколько дней назад, поэтому я удивилась:
- Что-то случилось?
-Да, случилось, но это не телефонный разговор.
Мне стало страшно. Даже ладонь вспотела и противно прилипла к телефонной трубке. А тут еще, будто нарочно, вспомнилась вчерашняя передача о школьниках-наркоманах...
Я, как страус, попыталась «спрятать голову в песок»:
- Может, будет лучше, если Машин папа придет?
- Нет-нет, мне хотелось бы поговорить именно с вами.
Пока я бежала в школу, каких только предположений не строила! Ворвалась в класс запыхавшаяся, упала на предложенный стул, долго не могла восстановить дыхание. Наконец справилась с собой, выдохнула, забыв даже от волнения поздороваться: «Что?»
- Вы только не нервничайте, - сказала Марина Николаевна. - Дело в том, что у нас сегодня был медосмотр.
И снова мне вспомнилась вчерашняя передача про наркоманов. А что, если врач обнаружил у Машки следы от уколов? Господи, неужели мы просмотрели дочку?! Ведь так ей доверяли! Я съежилась, словно в ожидании удара, и снова повторила помертвевшими губами: «Что случилось?» Марина Николаевна зачем-то открыла классный журнал и, не глядя на меня, сказала негромко: «Маша беременна». Облегчение - вот что я ощутила в первое мгновение. Слава богу, не наркотики, все остальное - поправимо! Но потом осознала, что она только что сказала, попыталась проглотить ком в горле, поперхнулась, закашлялась...
- Не может быть... Она не может... А как врач узнала? Их что, гинеколог смотрел?
- Да какой там гинеколог, - выразительно махнула рукой учительница. - У нас ведь не диспансеризация была, а обычный плановый осмотр школьным врачом. Знаете, как это бывает? Разденься до пояса, вдох, выдох, не дышать, открой рот, скажи «а-а-а», можешь одеваться. Следующий...
- А как же...
- Как же вы сами не заметили? - вопросом на вопрос ответила она. - У девочки живот, как шило, торчит. Там уже месяц пятый, не меньше!
- Машка в последнее время ела много... Я думала, просто поправилась... И эти широкие футболки, свитера... Она всегда их носила... Господи, о чем я говорю?! Что же нам теперь делать я закрыла лицо руками и застонала.
- Успокойтесь, беременность - это еще не конец света.
- Мне нужно идти... Спасибо, что предупредили... Извините, мне нужно сейчас побыть одной... До свидания...
Часа два я бродила под нудным осенним дождем и пыталась придумать, как жить дальше. Пятый месяц! Значит, ни о каком аборте не может быть и речи. Господи, а как же школа? Выпускные экзамены, поступление в институт... Ведь Маша так мечтала поступить на архитектурный! А теперь всему конец!!! У меня в душе бушевала буря: растерянность, злость на дочь (как она могла!), сочувствие к себе (что люди скажут, почему у всех дети как дети, а у меня...), ненависть к этому пакостнику (ведь взрослый парень! Неужели не понимал, что делает?! Это ему с рук не сойдет!).
Машка сидела на площадке между этажами. Скрючилась в три погибели, словно живот болел. И знаете, вся злость на нее куда-то испарилась. Так жалко ее стало! Села рядом, обняла за плечи. Она уткнулась лицом мне в шею, плечи затряслись мелко.
- Ты все знаешь, да? - спросила глухо.
-Да... Что нам теперь делать? Леша - отец ребенка? Вскинулась, посмотрела на меня с недоумением и укором.
- Прости... У меня сейчас такой сумбур в голове, сама не знаю, что говорю. Он знает?
- Нет. Я боялась... И тебе говорить боялась, и ему боюсь. Я не думала, что забеременеть так легко, а когда поняла, что... Думала, все как-то само собой образуется...
- Дурочка ты моя, дурочка, - невесело усмехнулась я, - еще скажи: рассосется... Что думаешь делать?
- Не знаю... Ничего не знаю... Мамуля, я так боялась, что ты узнаешь, а теперь... Как камень с души свалился. Так тяжело было в одиночку... А теперь нас двое... Что-нибудь придумаем, да?
- Для начала ты должна поговорить с Лешей.
-Не могу.. Много раз хотела, но... Даже специально поссорилась с ним, чтобы... Если бы ты только могла понять...
- Все понимаю. Хочешь, я сама с ним поговорю?
- Хочу..
Мальчик (да какой он к черту мальчик здоровенный восемнадцатилетний парень, отец моего будущего внука) примчался буквально сразу же после того, как дочка ему позвонила. «Здрасьте, Алина Степановна! А где...»
- Маша у себя, она приболела. Погоди, мне нужно с тобой сначала кое о чем поговорить.
Я не стала разводить дипломатию и сразу же озвучила проблему. Сделала это умышленно, потому что по себе знаю: первая реакция, как правило, самая искренняя. Про себя решила: начнет юлить, придумывать отговорки, оправдания - укажу на дверь, и все. Трус и подлец не достоин моей дочки. Он не отвел взгляда.
Все также глядя мне прямо в глаза, повторил задумчиво: «Маша беременна» и вдруг... широко улыбнулся. Я даже ущипнула себя за руку под столом, чтобы убедиться, что это мне не снится. Он улыбается... А выражение лица как у тридцатилетнего состоявшегося мужика, который наконец дождался первенца. Мой Глеб точно так улыбался, когда я сообщила ему о том, что жду ребенка. Фантастика, да и только!
Леша между тем перестал улыбаться и зачастил деловито:
- Значит, так: завтра отнесу в деканат заявление о переводе на заочное отделение и займусь поисками работы...
- Может, не стоит пороть горячку? В конце концов, есть мы с Машиным папой, твои родители...
- Мои родители не помогут, - с горечью ответил Леша. - А взваливать на вас все заботы о ребенке... О моем ребенке - не по-мужски.
У меня потеплело в груди. Я ведь не сказала, какой у Машки срок, он может не знать, что уже пятый месяц, но даже не заикнулся о том, что ей стоит сделать аборт. Похоже, у этих детей действительно любовь...
-А почему ты думаешь, что твои родители не помогут?
- Потому что я их знаю... - сказал таким тоном, что я поняла: этой темы лучше не касаться.
- Ну иди, иди к ней, - кивнула я, - а то она уже извелась вся. Парень вскочил, метнулся к двери, но потом вернулся.
- Ты что-то хотел?
- Да. Я хотел попросить руки вашей дочери. У меня вырвался нервный смешок.
- Леш, не сейчас. Иди... Для одного дня слишком много эпохальных новостей...
Часа через полтора вернулся с работы муж. Привычно поцеловал меня в щеку и потянул носом: «А почему от тебя пахнет корвалолом? С сердцем плохо?»
- Машка беременная.
- Что?!
Я только сейчас заметила, что Леша вышел в прихожую и стоит рядом со мной.
- Твоя работа? - с угрозой спросил у парня Глеб.
Тот хотел ответить, но не успел: Машка вихрем промчалась мимо меня и встала между отцом и Лешей:
- Папочка, не нужно, не ругай Лешку. Он не виноват, это я... Я его люблю...
- Маш, не надо меня защищать! И... тебе нельзя волноваться...
- Палата номер шесть! - потер виски Глеб. - В этом дурдоме хоть ужинать дают? Нельзя же на голодный желудок озадачивать такими новостями.
Дочка поняла, что гроза миновала, и повисла у отца на шее:
- Папуля, я тебя так люблю! Сейчас сама все разогрею...
- Давай, давай, тренируйся, - проворчал Глеб, но в его голосе уже не было злости - только растерянность и усталость.
После ужина молодежь ушла гулять («Маше полезно дышать . свежим воздухом»), а я позвонила Леше домой номер телефона нашла в дочкиной записной книжке. Ответил женский голос. Поздоровавшись, я сказала, что хотела бы поговорить с матерью Леши Ларина.
- А вы кто? - напряглась женщина. -Алина Степановна. Машина мама.
- Какой еще Маши? Не знаю я никакой Маши!
Ерунда какая-то! Наши дети дружат почти полтора года, а она впервые слышит имя «Маша»? Одно из двух: либо ей нет никакого дела до жизни сына, либо... врет. Только зачем?
- Ваш сын встречается с моей дочкой, - как можно спокойнее объяснила я.
- И что теперь?
-Дело в том, что моя Маша беременна от вашего Леши. -Хотите вытянуть из нас деньги истерично пискнула женщина. - Этот номер у вас не пройдет! Нужно было дочку воспитывать как следует! Не смогли воспитать - платите за аборт сами! -Аборт делать уже поздно, - спокойно констатировала я.
- Перестаньте меня шантажировать! Понятия не имею, где ваша дочь нагуляла ребенка. Но наш Леша тут точно ни при чем. Он еще сущий ребенок!
- Моей дочке два месяца назад исполнилось шестнадцать. Она, в отличие от вашего Леши, несовершеннолетняя.
На некоторое время в трубке воцарилось молчание.
- Сколько? - наконец спросила она.
- Шестнадцать, - повторила я.
- Сколько вы хотите отступных? Вы ведь именно с этой целью позвонили? Сколько мы с мужем должны дать, чтобы вы не подавали заявления в милицию и навсегда забыли наш номер телефона? Эй! Вы почему молчите? Никак цену сложить не можете?
- Нет. Я просто пытаюсь понять, как у такой матери, как вы, мог вырасти такой замечательный парень, как Леша, - сказала я и повесила трубку.
Ну что ж... Обидно, конечно, но ничего не попишешь. Похоже, потенциальных сватов стоит уже сегодня вычеркнуть из списка близких для будущего малыша людей. Значит, будет у него только одна бабушка и один дедушка.
Когда Леша привел Машку после прогулки, я рассказала о результатах переговоров с его мамой.
- Понятно... - со вздохом кивнул парень. - Что и требовалось доказать. А можно я... к вам перееду?
- Поживи пока у своих родителей, - попросила я и добавила:
- Конечно, можешь приходить в любое время, но ночевать... сам понимаешь, тесновато. Павлику надо где-то жить. Вот когда Машка родит, тогда что-нибудь и придумаем.
Леша согласился, но, по-моему, в душе обиделся. Ладно, переживу как-нибудь. И без его обид проблем навалилось столько, что голова кругом идет. И одна из них - как быть с Машкиной учебой. Я очень боялась, что вот-вот мне позвонит либо классная руководительница, либо директриса: «Извините, но в нашем учебном заведении не место...» и так далее. Но в понедельник дочь пришла из школы сияющая.
- Ма, у нас такая клевая классная! Представляешь, сегодня на первом уроке заявляет: «У меня для вас хорошая новость. У нас в классе теперь не двадцать восемь человек, а двадцать девять». Все крутят головами, пытаются новенького обнаружить, а Марина Николаевна улыбается: «Не туда смотрите. Наша Маша теперь не одна - она ждет ребенка». Я голову в плечи втянула, думаю: ну все, сейчас начнется. Знаешь, ма, я была худшего мнения о своих одноклассниках, а они... - в глазах дочки заблестели слезы, а они начали меня обнимать, девчонки - в щеку целовать. И каждый помощь предлагал.
- Здорово! - я обняла дочку. - Ужасно за тебя рада. Вот увидишь, все у тебя будет хорошо.
Мне действительно казалось, что все проблемы понемногу утрясаются: дочке, несмотря на беременность, разрешили доучиться в школе, одноклассники ее поняли и поддержали, мы с отцом простили, да и с Лешкой ей повезло - парень каждый день прибегает, приносит фрукты, жениться готов хоть сейчас («Я узнавал, в загсе могут расписать, если будет справка от гинеколога и ваше согласие»). Однако Машка вдруг зачудила. Расписываться не захотела («Вот родится маленький, тогда и посмотрим»), а после Нового года категорически отказалась ходить в школу.
- Мне в марте рожать, все равно не успею экзамены сдать. Лучше через год учебу закончу, директриса не возражает... И еще одна напасть: по мере того как приближался срок родов, дочка становилась все угрюмее и мрачнее. С нами почти не разговаривала, на Лешу кричала без всякого повода. Парень оказался выдержанным и мудрым, не срывался на ответный крик, пытался всеми силами успокоить Машу. Но она словно нарочно провоцировала его на ссоры. Пока что он на провокации не поддавался, но я понимала, что его терпению в любой момент может прийти конец. Однажды дочка просто-напросто выгнала его из дома, а сама упала на кровать и горько разрыдалась.
- Ну чего ты блажишь? - я погладила ее по голове.
- Боюсь...
- Не бойся, дурочка. Все женщины через это проходят...
- Да, я дура! Трижды дура! - воскликнула она и в сердцах стала пинать кулаком подушку. - А рожать я вовсе не боюсь, я другого боюсь... Мам, я не справлюсь, я еще не готова... Как подумаю, что все наши девчонки на выпускной вечер придут - красивые, нарядные... Потом поступать будут, а я...
Конечно, можно было напомнить, что она сама выбрала свою судьбу и никто не заставлял обзаводиться ребенком в шестнадцать лет, но я не стала этого делать. Зачем сыпать соль на рану?
- Знаешь, все, что ни делается, - к лучшему. А подружкам не завидуй. Ты еще успеешь и на дискотеки походить, и в институт поступить. Только немного попозже, когда малыш подрастет.
- Думаешь? - с сомнением в голосе спросила Маша.
- Уверена.
Четвертого марта меня разбудили шаги в коридоре. Часы показывали начало шестого, и я выглянула из комнаты, чтобы посмотреть, кому это не спится в такую рань.
- Маш, ты что?
- В роддом собираюсь, кажется, началось.
- Точно? - охнула я.
- Уже два часа хватает. Схватки регулярные, я по секундомеру засекала, - деловито отрапортовала дочка.
- Глеб, быстро иди в гараж за машиной, - растолкала я мужа. К роддому подъехали одновременно: мы на своем «москвичке» и Леша на такси. Будущий зять был бледным до синевы и выглядел крайне испуганным. Стонущую от боли Машку увели наверх в родзал, а я, Глеб и Леша остались ждать в больничном холле.
- Вы бы ехали по домам, - сказала пожилая регистратррша, - роды первые, еще не скоро отстреляется. А как родит вам сразу позвонят, у нас так заведено.
- Правда, чем здесь без толку сидеть, поехали, - сказал Глеб, - займемся чем-нибудь полезным, и время быстрее пролетит.
- Езжайте, а я здесь побуду, - покачал головой Леша.
- Поехали к нам...
- Тут подожду, - продолжал упрямиться он.
- И мы с тобой подождем, - накрыла я его руку своей.
- Спасибо, - сказал он дрогнувшим голосом.
- За что? - удивилась я. - Это же наша дочка.
- За все... - туманно пояснил Леша, но я, кажется, поняла, что он имел в виду.
Через пять часов нам сообщили, что Громова родила девочку. На следующий день Леша перевелся на заочное отделение, а вечером переехал к нам. Несколько дней мотался по магазинам, покупая все необходимое для малышки. Когда я поинтересовалась, откуда деньги, ответил: «Продал кое-что из личных вещей: камеру, скейт, акваланг. Мне теперь эти игрушки долго не понадобятся...»
После выписки молодые с ребенком заняли бывшую детскую, а Павлуша хоть и поворчал для порядка, но согласился спать в кухне на раскладушке.
Из Леши, несмотря на молодой возраст, получился отличный отец. Положа руку на сердце, даже лучший, чем был Глеб когда-то. Все свободное время он возился с Наташенькой (так назвали малышку), купал ее, вставал к ней по ночам, чтобы Маша могла выспаться. А еще ему удалось уговорить нашу строптивую дочурку сделать два исключительно важных шага: во-первых, сдать экстерном выпускные экзамены (чтобы не терять год), а во-вторых, официально зарегистрировать брак. Свадьбы мы, естественно, не устраивали (с финансами в семье совсем туго, да и не до пышных празднеств, когда в доме новорожденный), но в домашнем кругу событие отметили.
В одно из октябрьских воскресений я собралась на рынок, но поскольку наши молодожены шли гулять с малышкой, решила сначала проводить их до парка, а потом уже поехать за продуктами. Мы уже прошли полдороги, когда Леша вдруг резко развернул коляску и попытался свернуть на боковую улочку.
- Ты куда? - хором спросили мы с Машкой.
- Там... Мои родители... - пояснил он и прибавил шагу, но...
- Леша, подожди! - крикнула моложавая, дорого одетая женщина и торопливо направилась в нашу сторону. Высокий тучный мужчина, задыхаясь и обливаясь потом, семенил следом за ней. А женщина между тем уже склонилась над коляской: -Девочка?
- Да. Наташа, - сухо ответил Леша.
- А можно я ее подержу? - обратилась она к Машке.
В глазах дочки плеснулась тревога. Я, вспомнив наш давний телефонный разговор, тоже напряглась. Но Леша кивнул нам успокаивающе и ответил сам: «Можно. Ты же бабушка как-никак». Его мать молча проглотила холодность тона и вынула малышку из коляски. Наталочка улыбнулась ей, показав два недавно прорезавшихся зубика. Лицо у женщины как-то враз обмякло, глаза . подозрительно заблестели. Скользнув взглядом по обручальному кольцу на пальце сына, она повернулась ко мне. Сказала, запинаясь от волнения: - Вы, конечно, обижаетесь на нас. Но и вы нас должны... Нет, я не то хотела сказать. Может быть, мы с Борей могли бы...
По отношению к нашей дочке и к собственному сыну она поступила некрасиво и даже подло, но мне почему-то стало ее жаль.
- А приходите сегодня вечером к нам в гости, - предложила я, с внучкой пообщаетесь, да и поговорим спокойно.
Дети посмотрели на меня удивленно, а сваха растроганно схватила за руку: «Спасибо. Мы обязательно придем. Обязательно!!!» С тех пор прошло два года. Молодые сняли уютную двухкомнатную квартиру в пяти минутах ходьбы от нас, так что я могу видеться с внучкой хоть каждый день. Машка учится на заочном. Кстати, и ее учебу, и аренду квартиры оплачивают Лешины родители. А когда месяц назад выяснилось, что дочь снова беременна, именно сваха убедила ее оставить ребенка. Сказала, что няню наймет или сама на пенсию уйдет и помогать будет - только чтобы рожала. Вот такие чудеса случаются на свете.
