Сердце снова хочет любви
Никитины слова горели пощечиной. И пусть даже брошены они были несправедливо - от испуга, от загнанности или осознания собственной вины - мне от этого не легче. «Я и так столько терпел! Ты же не женщина, ты... вобла сушеная! - кричат он мне в ярости. - Секс с тобой - это же сплошное занудство: ни страсти, ни фантазии. То мы боимся соседей потревожить, то платье помять, то тебе рано, то тебе поздно... Ты даже забеременеть не можешь! Да такое ни один мужик не выдержит... Медуза дохлая!» - он все хлеста! и хлестал меня издевательскими сравнениями, а то, что «медуза» оказалась еще и «дохлой», было почему-то особенно оскорбительным. От воспоминаний ком подкатывал к горлу, слезы выступили на глазах, дыхание прервалось, от невозможности изменить случившееся и доказать несправедливость обвинений руки сжимались В кулаки, до крови раня ногтями ладони. Мне снова хотелось кричать, реветь белугой - как тогда, в минуты моего позора. Никита был моим первым и единственным мужчиной. Мы подружились еще в школе, сразу после ее окончания поженились: я не знала других рук, губ и признаний, кроме Никитиных... В тот раз я вернулась из командировки на день раньше. Думала, сделаю мужу сюрприз: из аэропорта добралась на такси и, с трудом доперев сумку, битком набитую подарками (больше всего для него и его матери, себе так - по мелочи), на четвертый этаж, замерла перед дверью. Было шесть утра, солнце только начинало румянить горизонт, город просыпался нехотя, но неудержимо, шурша троллейбусами, хлопая дверьми подъездов, натужно гудя непрочищенными водопроводными трубами. Я вставила ключ и осторожно повернула его. Никита уже не спал - я услышала его приглушенный голос, доносившийся из кухни, и... неожиданный женский смех. Испугавшись собственной догадки, рванула с места: ненаглядный, стоя у стола в чем мать родила, разливал по чашками свежезаваренный кофе. Рыжеволосая дива в едва запахнутом коротком халатике, сидя на стуле, бесстыже гладила его по голому бедру, весело хохоча. - Перестань, Лелька, - уворачиваясь, попросил муж, - разолью ведь... - и осекся, потому что увидел меня. Девушка вскрикнула и вскочила со стула, Никита вытянул руки, инстинктивно защищая ее от меня... А потом случилась эта ужасная сцена: с выдранными клочьями из гривы соперницы, Никитиными беспощадными признаниями и упреками, моими проклятиями, - окончившаяся постыдными бессмысленными слезами и тупым бессилием... Вскоре состоялся развод, и муж исчез из моей жизни навсегда, посеяв в душе страх и сомнения в себе. Долгие годы брака были разрушены, оплеваны, воспоминания вызывали лишь острую боль. Но хуже всего было то, что я, как всякая женщина, жаждала любви и вместе с тем панически ее боялась. После развода отношения с другими мужчинами не клеились: ни отчасти медвежьи услуги подруг, ни навязчивые предложения сайтов знакомств не могли мне помочь. У меня развился комплекс - я стала избегать мужчин, их откровенных ухаживаний; мысли о возможной близости повергали в ужас, я боялась себя, боялась партнера, боялась разочаровать его, увидеть перекошенное ненавистью лицо и снова услышать брошенное с отвращением: «Медуза дохлая!» Отогнав болезненные воспоминания и немного отдышавшись, я вошла в здание офиса. Проходя мимо приоткрытой двери директрисы, вдруг услышала ее властный оклик:
- Рената, зайдите ко мне!
Входя, мельком глянула на часы: «Черт! На пятнадцать минут опоздала!» Виктория Сергеевна всего на десять лет старше меня, но вела себя покровительственно и немного по-домашнему, словно мать родная.
- Присаживайся, - указала она взглядом на стул напротив. - Ну, рассказывай, как дела. Отходишь понемножку? О моем разводе в офисе знали все - шила в мешке не утаишь: кто сочувствовал, кто злорадствовал, но большинству было наплевать. Виктория искренне сопереживала и даже слегка опекала.
- Спасибо, все нормально, - улыбнулась я, не желая особо откровенничать.
- Что-то вид мне твой не слишком нравится. Ну да ладно! Хочу тебя отправить в Прагу, ты как?
Моя последняя командировка закончилась скандальным разводом. Бесконечная жвачка воспоминаний изводила, я мечтала сбежать от них, сменить обстановку, окунуться в иную жизнь, которая происходила где-то там, без меня.
- Отлично! Спасибо! - вдохновилась я.
- Не особо радуйся: переговоры предстоят тяжелые. Ты должна как угодно - зубами, слезами - но выдрать у них этот чертов контракт. Сможешь?
- Постараюсь.
- Уж будь добра. Даю тебе в помощники нашего нового сотрудника
- присмотрись к нему: действительно он так талантлив, как говорят?
- Хорошо, - промямлила я, заерзав от неожиданной тревоги.
Директриса заметила мое замешательство. Откинулась назад, улыбнулась.
- Все-все, хватит, давай выползай уже из своей ракушки. И присмотрись к этому Никите - его, кажется, так зовут?
- Без понятия, - знакомое имя неприятно резануло слух, сердце забухало тяжелым предчувствием.
- Да, Никита... А вы что же, не знакомы до сих пор? - удивилась она.
- Да как-то не довелось, - покраснела я и отвела взгляд.
- В общем, разберетесь, - она укоризненно покачала головой. - И без контракта не возвращайтесь! Не прощу! - бросила напоследок.
Прага встретила нас вязким туманом.
Сквозь него по очереди, кусками, будто декорации к средневековому спектаклю, выплывали лепные фасады зданий, величественные купола и шпили соборов, бесчисленные мадонны и архангелы, изгибы арок в ущельях улочек, освещенных навесными фонарями. Город, мистический, великолепный, звучал густыми органными аккордами и торжественными колоколами Святого Микулаша, вызывая невольную дрожь в сердце и втягивая зрителей в свое театральное действо.
Переговоры оказались не столь драматичными, как предполагала директриса, но потребовали больше времени, чем планировалось. Никита оказался надежным партнером - быстро включившись в процесс, он блестяще развернул дискуссию. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что наблюдаю за ним с удовольствием: деловой, остроумный, располагающий к общению - даже странно, что вначале показался мне неумехой. Он немного щурился из-за природной близорукости - это было трогательно и немного по-детски. В гостиницу мы вернулись уже затемно и, уставшие, разбрелись по номерам. «Ни-ки-та», - произнесла я вслух его имя, прислушиваясь к себе и с удовольствием отмечая, что эти звуки больше не отзываются глухой болью, а скорее наоборот, - вызывают любопытство и даже легкое томление. Я едва успела принять душ, как в дверь осторожно постучали.
- Понимаешь, я не нарочно, - оправдывался Никита - просто вышел на балкон, а вокруг такая сказочная ночь и такая нереальная Прага... Когда еще такое будет? В общем, я заказал шампанское в номер - ты не составишь мне компанию?
- С удовольствием! - слова слетели с моих губ сами.
«Господи, что я делаю!» - простучало в мозгах, но я тут же велела им: «Цыц!» - и они отключились.
Мы немного выпили, и завязался неспешный, издалека, о всяком-разном и будто ни о чем разговор, цепляющий потаенные струны души, провоцирующий на воспоминания и даже откровения. Никита вдруг стал родным и близким, будто однажды случайно потерянным и теперь так счастливо найденным человеком. Я совершенно размякла в мягком, плавающем свете бра, влажном, терпко пахнущем туманом и кофе воздухе, проникающем в номер с полуоткрытого балкона. И вспомнила вдруг свое детство, родителей, их безграничную, никогда не предающую любовь. Мне захотелось снова стать маленькой и, свернувшись котенком, уснуть, положив голову на колени этому родному, такому понятному человеку... Никита потянулся, обнял меня и привлек к себе. И тут будто молнией мне взорвало мозг: «Медуза дохлая!» Я дернулась и сбросила его руку: «Нет!» Он молчал, ни о чем не спрашивая. Слезы сами закапали у меня из глаз - и я, путаясь в словах и захлебываясь плачем, стала рассказывать о своей жизни, о бывшем муже, о разводе... Горькая обида, панический страх и острое, непобедимое желание любви смешались в густой коктейль, закипая в крови.
- Ничего не бойся, - шептал Никита, целуя мои заплаканные глаза. - Ты прекрасна, ты свободна, ты моя!
Я поддалась его уговорам - и пошла навстречу своему страху, растоптав все комплексы, забыв о прошлых обидах, открыла сердце для новой любви. С той поездки прошло уже почти два года. Мы поженились и вскоре ожидаем рождение ребенка. Я счастлива, ведь Никита подарил мне меня - только совсем другую, такую, какой я себя никогда не знала: свободную, неистовую, любящую и любимую.
