Без меня тебе не жить!
Детство я проводила у бабушки в деревне. С тех пор поля, по которым клубился рассветный . туман, стекая в реку, стаи птиц, вальяжно гуляющие по пашне и вдруг разом взмывающие в небо, аромат скошенной травы, смешанный с ягодным бризом, бесконечное, плавно текущее время трансформировались в моей душе в чувство удивительной внутренней свободы, глубокой любви к природе и какого-то мистического страха перед ее тайнами. Потом я выросла, новые дела закружили меня, наведываться стала все реже. Жалею теперь, но уже ничего не вернуть назад. Бабуля умерла. Я приехала к ней на похороны и была потрясена переменами, произошедшими здесь.
Некогда богатое село обветшало, осиротело и глядело на меня подслеповатыми глазами окон уцелевших домов. После похорон вернулись в дом на поминки - как водится, с плачем-молитвой, заунывными песнями, балаганными разборками подвыпивших мужиков. Улучив момент, я незаметно выскользнула из дому и вышла на дорогу. Погрузившись в воспоминания, шла все дальше, дальше - за околицу, в поля у излучины реки, туда, где когда-то, по бабушкиным рассказам, стоял 1 цыганский табор...
- Ты к излучине не ходи, Ириша, помню, учила меня она, - место там гнилое, нехорошее...
- Почему нехорошее? - удивлялась я. - Там так красиво...
- Проклятое место, - грозила пальцем бабуля. - Цыгане там раньше жили, никому не мешали. Но беда случилась, пришлось им табор покинуть. А уходя, землю эту прокляли.
- За что? - таращила я глаза.
- А за то! Кузнец у нас был, Ваньки одноногого сын, статный парень. Петром его звали. По нему полдеревни сохло, а он, вишь, цыганку себе приглядел - каждую ночь с ней к реке бегал.
Уж не знаю, отчего у них не сложилось, да только, наигравшись, бросил он ее, а сам женился на Татьяне, что через три дома от него жила. Справил свадьбу и через неделю, закрыв кузню, уехал с молодой женой в город. А цыганка та после его отъезда возьми да и жизни себя лиши... Одно слово - бусурманка, - бабушка хмурилась. - Разве ж можно из-за прохвоста всякого душу свою губить? Грех это большой, - она тяжко вздыхала, явно не одобряя ни подлого предательства кузнеца, ни самоубийства несчастной брошенной девушки.
- А дальше-то что, бабуль, дальше рассказывай, - теребила я ее.
- А дальше пришел в деревню старый цыган, он у них вроде как за главного был, и говорит, мол, прощайте, люди добрые, уходим мы от вас - на деревню зла не держим, жили мы с вами годы в мире и добре, да только после смерти Славуты оставаться на этой земле дольше не можем, потому как проклята она. Ну, бабы заголосили, что, мол, не к добру это, а он и отвечает, что местных злые чары не коснутся, если только они селиться на той земле не будут и кормиться с нее... Вот с тех пор мы туды и не ходим. А еще, как позапрошлый год у кумы внуки в той реке потонули - оба пацаненка сразу (а она ведь предупреждала их, несмышленышей!), так местных туда арканом не затянешь.
Выйдя к реке, я увидела вспаханные поля и большой дом у края поля, под самым леском. Удивилась, улыбнулась про себя: «Видать, проклятие больше не действует...»
- Зря не послушались, - прошуршал прямо над ухом чей-то голос. - Предупреждали же, что место проклятое...
Я дернулась от неожиданности и обернулась: махонькая старушка в цветастом платочке крабиком перебиралась вдоль поля, дергая у дороги какие стебли-травы.
- Ой, здравствуйте, я вас не заметила, - кивнула я.
- Немудрено, немудрено - меня мало кто замечает, - не разгибаясь, ответила она. Спросила приветливо: - А ты чья ж будешь? Не Игнатьевны ли внучка?
- Да, Полины Игнатьевны, - сокрушенно вздохнула я, смахнув слезу. - Вот, похоронили сегодня... Там поминки справляют, а мне так что-то горько да грустно. Вот, решила немного пройтись.
- Ага-ага, - в ее голосе не было ни удивления, ни сочувствия.
Я наклонилась, чтобы сорвать ромашку. Старушка вдруг вскинула голову и пристально посмотрела мне в глаза.
- А здесь траву не рви, - и замахала на меня руками. - Шла бы лучше отсюда от греха подальше... Я невольно отшатнулась, выронила цветок. Но, взяв себя в руки, спросила у старушки:
- А чей это дом под лесом, не знаете? - показала.
- Как не знать - знаю! Кузнец у нас жил когда-то, Петро, из-за которого весь сыр-бор-то и начался. Он, как Славуту уморил, так потом женился и съехал. Историю эту, да и его самого уже и забывать стали. А тут вдруг несколько лет назад наследник его объявился с молодой женой, Василием назвался. Я, говорит, дом по завещанию получил, но жить в нем не хочу, дедов дом уже развалина развалиной. Новый себе выстрою, современный - у речной излучины. Мы, конечно, сразу подумали, что не к добру это. Нельзя на проклятой земле строиться. Отговаривать - не отговаривали, но предупредили, что место, мол, проклятое. А парень только рассмеялся в ответ... Молодежь нынче не жалует старые обычаи, стариков не слушает... Отстроились они быстро, и года не прошло - вишь, какие хоромы соорудили... И хотя вроде люди они и не сельские, а хозяйство какое-никакое завели, огород, курятник... Только жизнь у них все одно не заладилась: сбежал в один прекрасный день Василий от жены, вернулся в старую, дедову, хату и холостяком зажил. И вишь, уже она ему и не развалина оказалась. Вот с тех пор и стали беды на него одна за другой сыпаться: то с лестницы упадет, то в старый колодец провалится; не успеет оклематься - другая напасть: печь зачадила, угорел чуть не до полусмерти. А то хворь с ним приключилась: слабеет мужик, чахнет на глазах - еле ноги переставляет... По врачам ходил те только руками разводят, ничего не находят, все вроде в норме. А Василий чахнет. Пришел он тогда ко мне - помоги, мол, Агафья, ты ж ворожка знатная чувствую, жизнь из меня утекает, а в чем причина - понять не могу... А он еще как в ворота только вошел - так мой Волчок на цепи завертелся, заскулил, к ногам жаться стал, и Пушинка спину дугой выгнула, шерсть дыбом, шипит аж заходится - и шасть в дом за печь. Я Василия в дом не пустила, во дворе перед ним огонь развела, пучок травы бросила: серый дым поднялся, гляжу, а сквозь пелену дымовую за спиной у Васи силуэт проступает - девушка молодая жмется к нему, волосами распущенными прикрыть пытается. Присмотрелась - батюшки! - она на цыганку похожа, ту, что дед Василия когда-то загубил. Зыркнула она на меня - холодом земляным потянуло... Поняла я, что это сама смерть в образе Славуты к Василию жмется.
- Похоже, порчу на тебя наслали, говорю я ему. - Тебе бы к жене вернуться...
А он вдруг побледнел весь, затрясся, в ноги ко мне валится.
- Спаси, - просит, - Агафья, меня. Ты, говорят, не только травница, но и колдунья...
- Да какая я колдунья, - отвечаю. - Вот, травами лечу, судьбу предсказать могу, а с тебя порчу не сниму - на смерть тебе сделано... Такой заговор только тот снимет, кто его наложил. Ссутулился он сразу, сник и будто в серый кокон оделся - прозрачный стал.
- Не могу, - говорит, - я к жене вернуться. Боюсь я ее. Мы как в новый дом переехали, ее будто подменили, будто кто другой в нее вселился. То веселая была, озорная - теперь хмурая стала, нелюдимая. Огород запустила, травой засадила: целый день эту траву рвет, в волосы вплетает и дикие песни поет - я в тех песнях ни слова не понимаю. Даже подумал: не повезти ли ее в город, к психиатру. Так не уговорить же... А однажды увидел, что она ту траву в еду подкладывает.
Закричал я на нее, замахнулся. Она в лице изменилась - глаза горят, губы дрожат - руки ко мне протянула и приманивает, приманивает... Я окаменел будто. Подошла она ближе, обняла, волосы ее на лицо мне упали, плечи обвили... - Василий от страха на шепот перешел. - И вдруг вижу я, что это не волосы вовсе, а гадюки черные извиваются, душат меня, укусить норовят. Оттолкнул ( я ее - и в двери, а она кричит мне в спину, слюной брызжет, без меня, мол, тебе все равно не жить... Что теперь делать - не знаю. Может, я сам уже с ума схожу?
- Зря ты к нам в деревню приехал, жил себе и жил, чего тебя сюда принесло? - нахмурилась я.
- Так дед велел, - развел Василий руками. - И завещание на дом оставил... Он тяжело умирал, мучительно, все ему ведьмы по углам мерещились - совсем из ума выжил. Подозвал меня как-то раз к постели и говорит: поклянись, что вернешься в мой дом грехи мои отмаливать. Я и поклялся. А дед глаза прикрыл и затих... Через эту клятву переступить не могу, грех это.
- Тебе, Василий, в город бы надо цыган отыскать. Думаю, только они тебе помогут... Надо, чтобы они проклятье сняли.
- Где ж я их искать буду?
- А ты просто поезжай - сами найдутся. Старушка покряхтела, потопала на месте, вытащила откуда-то огромную катушку и стала ловко травы в пучки перематывать.
- Ну-ка, помоги мне, - велела. Я присела рядом.
- Аккуратней, проворчала она, а то все листья изомнешь...
- Так что с Василием дальше было? - не терпелось мне услышать продолжение.
- Что было? Поехал он в город, там его прям на улице старая цыганка остановила: не меня, мол, касатик, ищешь. Рассказал он ей о своей беде, ничего не утаил...
- Ну и что? - я чувствовала, что старушка рассказ затягивает, говорить больше не хочет. Но мне все узнать хотелось. - А ничего, - она сложила связанные букеты в плетеную корзину. - Велела ничего не бояться - домой возвращаться, к жене. А от грехов дедовских, сказала, откупиться придется: заприметь, говорит, какой день сегодня - ты должен будешь отдать нам то, что к тебе в этот день через год придет.
Я волновалась, чувствуя, что рассказ близится к развязке.
- Василий вернулся к жене, зажили они снова вместе - он и хворать перестал, и хозяйство поднял. Жена перестала чудить, нормальной стала. А вскоре понесла, родила Василию дочку и надо же, ровно, день в день, через год после его встречи с цыганкой.
- Неужели Василий сделал то, что от него цыганка потребовала? - ужаснулась я.
- А куда ему было деваться? - хмуро пробубнила старушка. - Сама, правда, не видела - не знаю, но люди говорят, что он свою дочь цыганам вместо Славуты отдал... Только счастливой жизни у них все равно не получилось, не могла женщина ему дочь простить, - старушка легко подхватила корзину и бочком, переваливаясь с ноги на ноги, пошла через поле. - А бабке твоей, Игнатьевне, я от тебя весточку передам скоро, - кивнула мне на прощание.
Я подождала, пока ее кривой силуэт растворится в вечернем тумане, перекрестилась, повернулась и пошла обратно в деревню, раздумывая над тем, как все связано в нашем мире...
